«Ну что, покойнички, за мной», – тихим, но твердым голосом произносит начальник третьего отдела, полковник группы «Альфа» Юрий Николаевич Торшин своим офицерам и ведёт их на штурм театрального центра на Дубровке. В этой жуткой фразе почти не было юмора. Даже печального.
Торшин делает шаг вперед, второй и слышит, что за ним никто не идёт. Третий… После четвертого шага и секундной заминки все офицеры пошли в пекло. Никто не отказался исполнять свой долг, даже зная, что идут на верную смерть.
Уровень опасности операции был таким, что специалисты оценивали шансы на выживание процентов в 20. Вероятность сгинуть в «братской могиле», в которую мог превратиться ДК, оценивали в 80%. В те дни я учился в Академии. Но не мог наблюдать за ситуацией по телевизору – поехал к своим боевым товарищам. Я боялся, что повторится ситуация Будённовска, где по решению руководства страны бандитов отпустили, а позже заключили позорное Хасавюртовское соглашение, приведшее ко второй Чеченской войне.
Я просил Юрия Николаевича взять меня с собой на операцию. Но он не мог. Чисто юридически. Меня принялся отговаривать мой друг Гена Соколов. Мне оставалось только наблюдать…
Вспоминает Юрий Торшин: – Мы были вызваны по тревоге, дежурный отдел уже находился там.
Три отдела «Вымпела», три отдела «Альфы», отдел Сашки Михайлова, мой отдел и отдел Валерия Канакина. Я был назначен старшим подготовки к штурму. Нам нашли идентичное здание – ДК «Меридиан». Мы же, пока Иосиф Кобзон с другими политиками и звездами вели переговоры, тренировались и отрабатывали все моменты: заход с одной стороны, с другой, 3-4 варианта.
Потом приехал Юрий Лужков. Он меня уже знал по операции на Васильевском спуске… Он-то и предложил использовать газовую атаку. Но газ был обычный медицинский, который используют анестезиологи.
От «Альфы» было около 300 человек.
Перед штурмом один из сотрудников, внедренный в группу журналистов, прошел путь и всё писал на камеру. Как и остальные журналисты, он записал интервью, но потом не выключая камеру прошёл коридорами и заснял обстановку. Это помогло оценить обстановку, простроить маршрут.
Первоначально мы должны были заходить через центральный вход, но потом это все перестроилось. И моя группа пошла уже с черного входа и мы начали подниматься.
У нашей группы была задача попасть в комнату, где скрывался Мовсар Бараев и уничтожить его.
На подходе был завал. Газ уже пошел снизу. Команда на штурм… По нам в дверь открыли огонь, мы открываем ответный, я заскакиваю в комнату, взрыв, несколько осколков. Дальше – интенсивная стрельба. Вытаскиваю один труп, другой. Бараев был жив, но не жилец.
Сейчас порой показывают фото с его трупом. Какой-то дурак из ментов поставил бутылку коньяка. Но они не пьянствовали и наркотики не употребляли». Во время уничтожения Бараева, Юрий Николаевич был ранен. «Я посмотрел – рука движется и пошел в зал работать».
Когда офицеры «Альфы» и «Вымпела» открыли двери в зал, пошли пары газа, а спецназовцы не приняли антидот. Разбивали стекла, чтобы был сквозняк и выветрить газ. На архивных записях видно, как «Альфа» и «Вымпел» режут гагантскую афишу мюзикла «Норд-Ост», которой были завешаны окна, чтобы устроить сквозняк.
В этот момент завязался бой – не все террористы заснули от газа. «Кто не спал был уничтожен, кто спал тоже – мы не стали будить шахидов».
Вероятность погибнуть и никого не спасти была, напомню, около 80%. Но отлаженная работа и героизм, проявленный офицерами, обеспечили результат, который можно считать чудом.
«Это я долго рассказываю, а сам штурм длился 3-4 минуты», – говорит Юрий Николаевич в интервью, которое я брал у него для своей книги «Люди А».
Это были минуты, которые могли стоить жизни сотням заложников и сотрудникам спецназа. Они отделяли ужасную трагедию от «чуда».