05.07.2020

25 лет после теракта в Буденновске. Подполковник «Альфы» Алексей Филатов — о своем участии в штурме больницы

14 июня 1995 года в Буденновске 195 боевиков во главе с Шамилем Басаевым захватили местную больницу, в которой в течение пяти дней удерживали около двух тысяч заложников. По официальным данным, в ходе теракта погибли 129 человек, 415 были ранены. Большинству террористов удалось уйти благодаря личным гарантиям премьер-министра Виктора Черномырдина. Позже были подписаны Хасавюртовские соглашения, на время де-факто отделившие Чеченскую республику от России.

О теракте в Буденновске не принято вспоминать широко. Предпринятые властями и военными попытки освобождения заложников считаются провальными. Неудачной принято считать и попытку штурма, которую осуществила группа «Альфа».

В том штурме принимал участие Алексей Филатов — ныне президент Союза «Офицеры группы “Альфа”», а тогда — капитан спецназа, которому было 30 лет.

Спустя 25 лет подполковник в запасе Алексей Филатов, отслуживший в «Альфе» до 2000 года, выпускает книгу «Буденновский рубеж», в которой проводит расследование событий тех дней. Во время работы над книгой ему удалось пообщаться с директором ФСК России (с 1995 года — ФСБ России. — Примеч. ред.) Сергеем Степашиным, своими сослуживцами, бывшими заложниками, переговорщиками и даже боевиком из группы Басаева, имя которого в книге изменено.

Корреспондент «Правмира» побеседовал с Алексеем Филатовым о теракте в Буденновске, о его новой книге и о том, действительно ли штурм больницы был бессмысленным.

«Как будто чувствовали — что-то надвигается»

— Алексей Алексеевич, расскажите, как для вас и ваших сослуживцев началась эта операция?

— В тот день, 14 июня, мы были в Москве на учебной смене. У нас служба организована таким образом: периодически мы несем боевое дежурство, а в выходные отдыхаем и тренируемся. Есть разные специальные блоки тренировок — от теории до огневой подготовки. Бывает, что офицеры «Альфы» уходят в одной точке и возвращаются в 150 километрах от нее, преодолев различные рубежи и засады. Учебные, конечно.

Так вот, мы были на тренировке, причем, самое интересное — в черте Москвы, в заброшенных зданиях. Отрабатывали подход к зданию под огнем противника. Все это было больше похоже на действия мотострелкового взвода в обороне и нападении, а не на работу спецназа. Мы, как правило, занимались самолетами, вертолетами, которые тогда часто захватывали, ездили, изучали разные модификации. А чтобы тренировка в зданиях, где, скажем, 20 атакующих, 10 защищающихся — на моей памяти это было впервые. Как будто чувствовали, что что-то надвигается.

В обед нам на учебную смену позвонили и сказали, чтобы мы срочно возвращались в расположение подразделения. Мы прибыли, и примерно к двум часам дня был объявлен сигнал тревоги. Экипировались по полной боевой готовности, взяли почти все боеприпасы и в составе почти всего подразделения, около 100 человек, улетели в Минеральные Воды.

Фото из архива Алексея Филатова

— Вам тогда сразу сообщили, что и где произошло? 

— Сказали, что где-то на юге произошел захват заложников. Не называли даже населенный пункт, ни сколько заложников, ни в каком месте. Обычно до нас не доносят подробности. Не было конкретной информации, сколько боевиков, или что там находится Шамиль Басаев.

Мы прилетели, сели на автобусы и через два часа приехали в Буденновск. В жилом секторе нас остановил милиционер с перебинтованной головой и пистолетом Макарова. Крикнул: «Стой, стрелять буду!» — мы вышли. Он сказал, что здесь непонятно что творится, огромная банда захватила людей и увела их в больницу. На заднем дворе здания УВД, где у милиционеров был первый огневой контакт с преступниками, я увидел, кажется, семь трупов террористов. Двое были, как я понял, арабы.

— Арабы? В вашей книге участник банды Басаева заявлял, что все шли за идею, и власти солгали по поводу наемников. Вы верите ему?

— Я думаю, он говорит ту «правду», которую сам считает правдой. Судя по тому, что происходило в больнице, я уверен, что наемники были. Многих из тех, кто шел с Басаевым, держали в неведении, что, когда и куда. И многие были не рады, что захватили больницу и удерживают людей в качестве живого щита. Некоторые даже говорили, что если запахнет жареным, они переоденутся и уйдут своими тропами.

Так же и с этими арабами. Я думаю, многие ехали зарабатывать деньги. Конечно, народ лихой, хотел романтики, но шел все-таки за рублем. Это же простые бойцы, у них дома свои семьи, дети. Думаю, Басаев просил их не афишировать оплату. И, может, на кармане они деньги не носили, но финансирование их деятельности было. А чеченцам говорили, что за идею воюют.

Шамиль Басаев во время пресс-конференции при захвате заложников в Буденновске

«Все понимали — врут. Но насколько врут?»

— Как думаете, мог ли штурм 17 июня закончиться как-то иначе?

— Я пишу об этом в книге и не хочу отходить от этого: согласно расчетам, если бы мы до конца выполнили приказ, в результате должно было погибнуть до 70% спецназа и до 90% заложников. Назвать такую операцию «освобождением заложников» не приходит даже в голову.

С первых минут боя нам было понятно, что для достижения цели мы должны убивать заложников. А это никак не прописано в нашем кодексе. У нас есть установка, что в результате наших действий или бездействия не должны пострадать заложники. Более того, в годы становления «Альфы» вообще считалось, что хорошо бы и террориста взять живым.

В том бою мы понимали: чтобы погасить огневую точку, нужно дать очередь в проем, где стоит привязанный заложник. Я понимал, что вероятность почти сто процентов, что в таком случае я задену его и, наверное, убью. И смысл операции сразу теряется, потому что мы их можем освободить разве что мертвыми. Но это освобождением заложников не считается.

Поэтому, я считаю, выполнить этот боевой приказ было теоретически и практически невозможно. Хотя я это понял только в процессе боя. До боя я был уверен, что нам удастся неожиданно подойти, влезть в несколько проемов и обезвредить без особых проблем до 30 террористов.

— До боя вы знали, сколько там было заложников и террористов?

— Нам, штурмующим, это было неизвестно. В процессе своего расследования я понял, что руководство штаба не хотело до конца верить ни переговорщикам, ни журналистам. Сами террористы говорили, что у них 5 тысяч заложников. Все понимали — врут. Но насколько врут?..

Вообще, до расследования все мои товарищи были уверены, что там у террористов был схрон оружия. Что они полгода свозили туда боеприпасы под видом торговой компании. Но, как оказалось, они даже не планировали держать оборону в этой больнице, и цели у них были далекоидущие. Не могли они в каждом городе оставлять боеприпасы — это расточительство. К тому же, участник бандформирования Басаева говорил: мы собрали последние силы, взяли все, что было. Машину краской и кисточкой покрасили под милицейскую, не смогли даже сирену найти!

План Владимира Попова

— Одним из участников переговоров был депутат Госдумы, психотерапевт Анатолий Кашпировский. В «Википедии» подробно описаны его заслуги как переговорщика, однако в вашей книге участники действий отзываются о нем не лучшим образом. Насколько была значима его роль?

— Я считаю, что Кашпировский пришел туда ради имиджа, чтобы быть на слуху, в самом кульминационном месте.

Я считаю настоящим героем переговорного процесса Володю Попова (Начальник отдела по борьбе с организованной преступностью УБОП при УВД Ставропольского края. — Примеч. ред.). Я много слышал о нем, а в процессе расследования познакомился лично. Не раз ставил под сомнения его слова. Но потом я пообщался с другими действующими лицами. С журналисткой, которая была в автобусах с террористами. И она подтвердила все.

Попов — настоящий герой. К сожалению, у нас в России так почему-то бывает, что истинные герои остаются за бланками наград. Его потом обвинили чуть ли не в подельничестве Басаеву, якобы он там с ним стоял рядом и улыбался. В нашей стране почему-то принято искать вредителей, врагов и шпионов, хотя он — достойный человек, многое сделал и еще мог бы сделать, если бы привел свой план в действие.

— По поводу плана Владимира Попова освободить заложников бескровно. Вы пишете в книге, что он неоднократно ходил к террористам, почти убедил членов банды сложить оружие и хотел лично убить лидеров, в том числе Шамиля Басаева, а остальных отпустить при условии освобождения заложников. Насколько этот план был выполним?

— Я об этом плане узнал сначала со слов Попова. И воспринял его с долей сомнения. Много спрашивал об этом. Но в итоге начал получать подтверждения от других участников событий и понял, что этот план имел место.

Думаю, если бы он смог убить Басаева, и это было бы в связке с нашим штурмом, мы могли бы почти бескровно освободить заложников. История показала, что если террористы побеждают, их вылазки повторяются и перерастают в более серьезные конфликты с большим количеством жертв.

Заложники в больнице в Буденновске

— Когда террористы взяли часть заложников и уехали в Чечню — могли тогда офицеры «Альфы» или бойцы Специального отряда быстрого реагирования (СОБР) освободить людей, прикрывавших террористов?

— Это могли сделать и «Альфа», и СОБР, который подтянули по маршруту автобуса в больших количествах. «Альфа» тогда понесла достаточно большой урон в физической силе и была измотана. А СОБР в штурме не участвовал и был готов к бою. Из 100 заложников погибли бы от 10 до 50, в зависимости от того, как бы организовали операцию, и продлилось бы все 2–3 минуты. Это было возможно, это было реально, к этому были готовы вертолетчики и сам СОБР, который, как говорят очевидцы, сидел в поле, в подсолнухах у дороги.

Но была допущена грубейшая ошибка: Виктор Черномырдин вошел в переговоры и на весь мир дал правительственные гарантии террористам, что они останутся живы. Сейчас мы знаем, что были разговоры о том, что боевиков ликвидируют, когда они покинут Ставропольский край. Но все это «для бедных», на самом деле. Политическое решение было принято, и только Черномырдин мог отдать команду на штурм. А он ее не отдал. Хотя потом в мемуарах писал: военные могли, но почему-то не стали… Тоже такой политический ответ.

— Во время штурма «Альфа» потеряла трех офицеров — Владимира Соловова, Дмитрия Рябинкина и Дмитрия Бурдяева. Вы с ними были знакомы?

— Да, тогда у нас было очень маленькое подразделение, и мы все друг друга знали. Соловов служил майором, старшим офицером. Я с ним пересекался, но не был особо знаком. Бурдяев пришел буквально за полгода до боя. А вот с Рябинкиным, хотя мы служили не в одном отделении, были очень хорошо знакомы. Парень был просто влюблен в работу. Он приходил до суток, мог тренироваться целый день и еще остаться после. Мы с ним занимались рукопашным боем.

В тот день мы шли по тройкам и должны были занять исходный рубеж, чтобы товарищи по команде «штурм» начали со специальными лестницами входить в проемы. Потом уже, после расследования, я понял, что Шамиль Басаев знал, когда будет штурм. В тройке с Федей Литвинчуком, который три с половиной часа пролежал раненым передо мной на земле, и Андреем Руденко был как раз Соловов. Они выдвигались на исходный рубеж, Федю ранило, а Соловов пробежал чуть вперед и погиб.

Памятник бойцу «Альфы» Владимиру Соловову на территории больницы в Буденновске

Тройка Рябинкина тоже была прижата к земле. Мы были в неудобном тактическом положении — под стенами высотного здания, и достать, лежа, цель на третьем этаже было нереально. Рябинкин встал на колено, погасил огневую точку противника, и его два товарища смогли за счет этого зайти за капитальное препятствие. А Дима получил пулю прямо в центр каски. Его «задымили» и вытащили с поля боя, но он не доехал до больницы.

Потом за его поступок командир в сердцах ругал его. Но он пожертвовал собой, чтобы дать своим товарищам возможность уйти. Не каждый найдет в себе мужество встать на колено и под проливным дождем из пуль сделать то, что он сделал.

«Решил написать о том, что наболело»

— Почему спустя 25 лет вы решили написать книгу о тех событиях?

— Вообще, история моего попадания в писательский пул была тяжелой. Лет семь назад я занимался пиар-сопровождением в Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа». К юбилею Ассоциации появилась идея написать сборник очерков о погибших товарищах. Их писали разные люди — журналисты, жены, товарищи. Один очерк даже был от двух заложниц с Беслана. Шесть очерков были мои. Я оформил это в книгу «Крещенные небом», и она даже получила премию имени Артема Боровика.

Я думал, на этом моя биография писателя закончилась. Но потом родилась книга «Люди А». Издали в феврале 2019-го, писал ее три года. Проклял все!

В этой книге был маленький кусочек о Буденновской операции. Я много думал про этот бой и, дописывая «Люди А», решил, что напишу следующую книгу. О том, что у меня наболело, книгу-расследование. Думал, что потребуется два года минимум, но так получилось, что уже осенью 2019-го я составил план. Очень хотел найти живого боевика. В конце января съездил в Буденновск, оттуда на машине в Шали, а потом из Грозного улетел в Москву.

Материал уже был. Когда из-за пандемии мы все сели дома, и я с таким удовольствием поработал над книгой, что, честно говоря, хочется уже написать что-то еще. Я не ожидал, что осилю закончить к 25-летию. Но все спорилось как-то, шло быстро.

Фото из архива Алексея Филатова

Кто отдал приказ?

— В книге есть несколько версий того, кто отдал приказ о штурме. Ваш командир Александр Гусев говорил, что это было решение президента Бориса Ельцина, а директор ФСК России Сергей Степашин — что приказ отдал руководитель штаба, замминистра внутренних дел Михаил Егоров…

— На самом деле, версия одна, просто надо понимать военную иерархию. Есть верховный главнокомандующий — Ельцин. Вместе с ним до подготовки к полету находился руководитель нашего подразделения Михаил Барсуков. Формально штаб возглавлял Егоров, по факту — министр внутренних дел Виктор Ерин.

Я уверен, что Гусеву лично позвонил Барсуков и дал команду на штурм, такое решение принял главнокомандующий после разговора с Ериным. Я не стал об этом писать, но есть очевидцы из штаба, которые руку на отсечение дают, что Егоров два дня говорил о том, что в такой ситуации штурмовать нельзя. А потом что-то произошло. При этом, «Альфа» не послушалась бы ни Ерина, ни Егорова, поэтому Ельцин дал команду Барсукову, а тот — моему командиру, Гусеву. В итоге формально решение принял руководитель штаба Михаил Егоров, но настоял на этом, я уверен, Ельцин.

— Сам Егоров отказался с вами общаться. Его единственные слова в книге — «без комментариев». Он как-то объяснил, почему не захотел с вами говорить?

— Он находился далеко от Москвы. Я вышел на него через наших общих друзей. Просил передать, что мне даже Степашин дал интервью, и очень хочу побеседовать с ним. Он через друзей поинтересовался, какие вопросы я хочу задать. Я отослал их в письменном виде, и спустя пару дней он принял решение не отвечать.

Это был не удачный штурм, а трагедия

— В Буденновске, по официальным данным, погибло 129 человек. В теракте на Дубровке — 130. Не очень корректно измерять трагедию жизнями, тем не менее, о Норд-Осте говорят очень часто, а о Буденновске как-то не принято вспоминать. Почему так?

— Первое: я думаю, что Норд-Ост и Беслан намного ближе к нам. Потому что есть ельцинская Россия, а есть путинская Россия. И это две совершенно разных России. Второе — Норд-Ост произошел в самом сердце страны, а не в Буденновске, городке на краю, близко к Северному Кавказу.

Еще, если говорить о Норд-Осте, как правило, есть активная часть граждан во главе с адвокатами и правозащитниками, которые пытаются узнать формулу газа и критикуют действия спецназа. А есть не меньшая часть людей с иной точкой зрения, с которыми я лично общаюсь.

И когда меня спрашивают, какая операция была самой лучшей, я называю Норд-Ост. Потому что ситуация была такая: в 1995-м мы отпустили Шамиля Басаева. Был прецедент, что можно уйти героем и поставить на колени целую страну. И в Норд-Осте все понимали, что если произойдет взрыв, то театр сложится, как карточный домик, и похоронит под собой и спецназ, и террористов, и заложников. Нужно было коллективное мужество, чтобы выходить на исходные рубежи с пониманием, что может грохнуть в любой момент.

Еще я переживал тогда, что у руководства не хватит духа взять на себя ответственность и дать команду на штурм. И получится Буденновск номер два. Я считаю, что если бы не было применения газа, результат оказался бы намного плачевнее. При штурме. Это была почти идеально проведенная спецоперация. То, что многих не смогли реанимировать — это плохо. Но это проблемы уже спасательной операции.

А с Буденновском получилось так, что нет такого, чтобы собраться и повспоминать, как каждый год собираются и вспоминают штурм дворца Амина. Потому что это был не удачный штурм, а трагедия. Единственный раз, когда мы не смогли выполнить приказ. Тяжелый груз. Но разбираться все-таки нужно. Поэтому я приезжал туда через три года, через десять, пятнадцать, двадцать лет. Собирался на 25 лет поехать, но пандемия внесла свои корректировки.

— Буденновск стал прецедентом для принятия нового закона «О противодействии терроризму», в соответствии с которым запрещено удовлетворять политические требования террористов. Как вы считаете, нужно ли договариваться с ними?

— Я писал диссертацию, она называется «Социально-психологические особенности проведения специальных операций по освобождению заложников». И я прихожу к выводу, что в ситуации, как в Буденновске, чтобы убедить террористов отказаться от своего замысла и таким образом спасти сотни гражданских и военных, можно даже пойти на то, чтобы не соблюдать, извините, Уголовный кодекс. Под гарантией отвезти их, пусть они улетят в другую страну, дать деньги и документы, как им предлагали изначально. Вот такие требования можно выполнять. Но потом все равно всех пересчитать и запомнить.

Я считаю, надо вести переговоры, потому что лучшая спецоперация — та, что закончилась без применения силы. И такие операции редко, но случаются. Если идти дальше — нужно проводить профилактику и не создавать условия для терактов. То, как велись действия на территории Чечни с конца 1994 года — это как раз и было ударным механизмом для начала партизанской войны на территории России. Проблемы надо решать политическими методами. Но, к сожалению, политики очень часто ошибаются, и из-за этого гибнут ни в чем не повинные люди.

«Буденновские события стали пинком»

— Изменили ли «Альфу» события, произошедшие в Буденновске?

— 1995 год был очень тяжелым для страны и, в том числе, для силовых структур. Я всегда шутя говорю: мы, элитный спецназ, в то время напоминали партизанский отряд. У нас даже нормальной единообразной формы для парадного построения не было. Вооружены были тем, что досталось нам с советских времен. Пусть хорошая техника, но старая. Разработок никаких не было.

И если сейчас в «Альфу» конкурс десять человек на место, то я в 1992 году попал в подразделение, где был недобор 50%. Я там не должен был попасть в «Альфу», потому что у меня было отношение к секретам особой важности. Не имел права лететь в Афганистан. Но меня позвали, потому что некому было служить. Помню, когда я приехал в Москву, мне сказали: вы в общественное место не ходите в форме, в вас могут плюнуть или погон сорвать.

В 1995 году вообще все было глупо и неправильно. До расследования я не понимал, зачем нас кинули на этот бесперспективный бой. Для нас было травмой, что мы потеряли товарищей, не смогли выполнить приказ, а басаевцы как герои, с криками «Аллах Акбар!» и зелеными флагами уехали в Чечню. Но благодаря работе над книгой и после разговора со Степашиным я понял, что все было не зря. Он сказал: ребята, вы даже не представляете, что вы сделали. Вы почти обескровили банду Басаева, и он инициировал прекращение огня. Им пришлось набивать рюкзаки вещами, чтобы мы думали, что не с пустыми руками уезжают. У них не было козырных карт. Только блеф.

То, что было дальше, я считаю огромным проигрышем переговорного процесса. Отпускать преступников было нельзя. Мы их отпустили — и случился Первомайск в 1996-м, потому что Салман Радуев решил тоже стать «героем». Первая Чеченская война закончилась позорными Хасавюртовскими соглашениями. И кого мы увидели первыми на территории Дагестана в начале Второй Чеченской войны? Хаттаба и Басаева. Кто взял ответственность за подрывы домов, за Норд-Ост и Беслан? Басаев.

Знаете, я видел, как он воюет. Это был, если так можно сказать, самый талантливый лидер бандформирования с той стороны. Если бы мы его уничтожили в Буденновске, не было бы Хасавюртовского мира с де-факто отделением Чечни от России, не было бы Второй Чеченской, подорванных домов, Норд-Оста и Беслана. И наше государство могло быть совсем другим.

Я считаю, что буденновские события стали пинком для того, чтобы пересмотреть подход к борьбе с терроризмом. Стало понятно, что мы зашли в долгую войну с терроризмом. Благодаря этому, в том числе, через три года на основе лучших традиций спецназа был создан Центр спецназначения, который активно участвует в боевых действиях до сих пор.

Конечно, все зависит и от финансирования, и от имиджа. Я попал в «Альфу», когда все разбежались со службы. Для гражданских военные были — как прокаженные. В обществе было такое отношение. Сейчас, чтобы попасть в академию ФСБ, надо еще хороший конкурс пройти. Здоровье, профпригодность, всю родословную до третьего колена могут проверить. И на выходе, конечно, результат совсем другой получается. Я считаю, что именно с Буденновска началось переформатирование работы. Конечно, поэтому нынешнему спецназу более серьезные задачи по плечу.

Фото из архива Алексея Филатова

— Есть мнение, что Чечню было проще «отпустить», республика и по сей день остается дотационной территорией. Возможен ли был мирный сценарий «расставания»?

— Знаете, это же политика. Я так понимаю, многие боялись, что если это случится, будет парад самостийности. И уйдут не только Украина, Беларусь, Прибалтика, Грузия, Армения, но и еще кто-то. Это была такая слабость государства.

У меня такая позиция: если в планах было оставлять Чеченскую республику в составе России — а других планов у нас, я так понимаю, нет и быть не может — мы обязаны были ее восстановить. И я считаю, это намного лучше, чем убивать гражданских и хоронить военнослужащих. Правильнее договариваться, восстанавливать республику, делать ее территорией, которая может жить мирно, чем отдавать жизни русских солдатиков. Политический путь лучше, чем Первая и Вторая Чеченские кампании и тысячи гробов.

Люди, которые говорят иначе, либо не понимают чего-то, либо хотят сделать себе дешевый имидж на красивых и востребованных фразах. Я считаю, если ты сделал ошибку — а мы ее сделали, допустив обе войны — нужно восстановить.

— Часто ли вам приходится вспоминать эти события? Часто о них спрашивают?

— Часто. Если даже не сами события, думаю, подсознательно давит тот груз и всплывает в каких-то других нервозностях. Когда просыпаешься, тебе что-то приснилось, может, не напрямую, но связанное с теми днями.

А спрашивают, как правило, к юбилейным датам. Как-то раз мы сняли фильм к 15-летию теракта — «Буденновск: все круги ада», я летал туда с журналистами, знакомил их с бывшими заложниками, был запланирован показ. Незадолго до него позвонил менеджер и сказал: нам позвонили «сверху», решено не портить людям настроение, не напоминать про трагедию. Я был совершенно против, потому что считаю, что такие страницы истории забывать нельзя.

В том числе поэтому я написал книгу и хочу, чтобы как можно больше людей ее прочитало. Не просто потому, что там есть ответы на вопросы, кто отдал приказ и почему так произошло. Там заложено много вещей, до которых человек может дойти сам после прочтения. Кто враг, кто герой, что хорошо и что плохо. Такие события нельзя забывать — чтобы они не повторялись. По прошлому году я видел, что к 15-летию Беслана оживились многие СМИ, было снято как минимум четыре серьезных фильма. И это хорошо. Чем лучше мы это помним, тем лучше знаем, как делать, чтобы этого больше не произошло.

Книга Алексея Филатова «Буденновский рубеж» выходит 15 июня. 

Справка. Алексей Филатов родился и вырос в Москве, в семье военного. С отличием окончил Орловское высшее военное командное училище связи, Российскую государственную Академию физической культуры и спорта, адъюнктуру Академии ФСБ России. Женат, воспитывает пятерых детей. 

С 1982 по 2003 годы Филатов проходил службу в различных подразделениях ФСБ РФ, в том числе — в управлении «А» Центра спецназначения (группа «Альфа»). Участвовал в спецоперациях по освобождению заложников, в боевых действиях в Чеченской республике. 

Удостоен медалей «За отвагу», за безупречную службу, ряда других наград. Автор трех книг: «Крещенные небом», «Люди А», «Буденновский рубеж». Консультант по вопросам безопасности ряда документальных фильмов. Автор короткометражного фильма «Обмен».

Интервью для Правмир https://www.pravmir.ru/25-let-posle-terakta-v-budennovske-podpolkovnik-alfy-aleksej-filatov-o-svoem-uchastii-v-shturme-bolniczy/